Я уже запечатывал это письмо, однако приходится его вскрыть: пусть придёт к тебе с обычным подарком и принесёт с собою какое-нибудь замечательное изречение. Одно мне уже вспомнилось, не знаю, чего в нём больше, красноречия или правды. Ты спросишь, чьё оно? — Эпикура. Я до сих пор присваиваю чужие пожитки. «Каждый уходит из жизни так, словно только что вошёл». Возьми кого угодно — хоть юношу, хоть старика, хоть человека средних лет: ты обнаружишь, что все одинаково боятся смерти, одинаково не знают жизни. Ни у кого нет за спиною сделанных дел: всё отложили мы на будущее. А мне в этих словах больше всего по душе то, как в них корят стариков за ребячество. — «Каждый уходит из жизни таким, каким родился». — Неправда! В час смерти мы хуже, чем в час рождения. И виновны тут мы, а не природа. Это ей пристало жаловаться на нас, говоря: «Как же так? Я родила вас свободными от вожделений, страхов, суеверий, коварства и прочих язв; выходите же такими, какими вошли!» Кто умирает таким же безмятежным, каким родился, тот постиг мудрость. А мы теперь трепещем, едва приблизится опасность: сразу уходит и мужество, и краска с лица, текут бесполезные слёзы. Что может быть позорнее, чем эта тревога на самом пороге безмятежности? А причина тут одна: нет у нас за душой никакого блага, вот мы и страдаем жаждой жизни. Ведь ни одна её частица не остаётся нашей: минула — унеслась прочь.
Все заботятся не о том, правильно ли живут, а о том, долго ли проживут; между тем жить правильно — это всем доступно, жить долго — никому.
Сенека
